Глава вторая
Перипетии судьбы
1.
В один из дней, когда небо застлало низкими облаками и пошёл снег вперемежку с дождём, Валерия повели на передовую. В такую промозглую погоду артиллерийская канонада обычно стихает и прекращаются полёты дронов. Отца Албана подселили к русским парням, которые, подсоединив два генератора и установив Wi-Fi связь, весь день смотрели в свой телефон. В соседних с ними окопах были парни из Якутии, в основном из исправительной колонии поселка Мохсоголлох. Это были молодые якуты возрастом примерно до сорока лет. Некоторые воюют уже целый год, другие прибыли весной. Поменявшие зону на войну, они давно перестали обращать внимание на автоматные и пулемётные очереди. Да и на артиллерийскую пальбу шибко не реагируют.
Однажды Валерий от нечего делать отправился к парням. Те охотно рассказали, что он попал в самое затишье. «Мы видим, как они перемещаются, но не стреляем. И они нас видят, но тоже не стреляют, – рассказал один из наших. – Да и команды открывать огонь не было. Так что какое-то понимание хоть на время есть».
Видать, за два года непрерывной стрельбы от войны устали все.
Вдруг, откуда ни возьмись, к парням, которые мирно разговаривали в окопе, тихо жужжа прилетел дрон и сбросил снаряд, упавший чуть в сторонке. Все прижались к земле, но взрыва, слава Богу, так и не произошло. Мать-перемать! Один из наших, схватив пулемёт, начал стрельбу по лесополосе, за которой начинались окопы хохлов. Долго ждать ответки не пришлось. Вскоре с обеих сторон было задействовано всё стрелковое вооружение.
Только что стоявшая тишина вновь наполнилась какофонией войны.
Некоторые парни в самый разгар стрельбы зашли в блиндаж и спокойно улеглись на нары. Другие, несмотря на грохот и свист пуль, подключились к WhatsApp и погрузились в чтение совершенно далёких от войны новостей. Они с головой ушли в иную реальность, где есть мирные новости близких людей. Солдаты мыслями за тысячи километров от линии фронта с родными, а кто-то с любимыми жёнами и детьми.
Привыкшие к денно и нощно доносящимся звукам войны парни, каждый занялся своим делом. Кто-то спит, кто-то беседует, а кто-то не сводит глаз с телефона. У каждого своё занятие. Это один из обычных дней на передовой. Лишь когда по рации поступает тревожное сообщение о начале вражеского наступления, солдаты вылезают из блиндажей и занимают свои места. Но находятся и такие, которые даже в таких случаях не считают нужным выйти из блиндажа.
Вскоре и сам Валерий привык к звукам войны и перестал дёргаться на каждый выстрел и залп. Он, как и другие, зашёл в блиндаж и улёгся на дощатые нары.
- * *
Строительство блиндажа за многие годы никаких существенных изменений не претерпело. Роется глубокая яма, сооружается каркас, который обшивается толстыми досками. Крыша блиндажа обычно делается из брёвен. Они укладываются в два, а то и в три наката, чтобы выстоять под миномётными прежде всего обстрелами. Всё это снаружи засыпается землёй, укрывается слоем дёрна и маскировочной сетью. Внутри из таких же толстых досок строят нары и столы. Такие капитальные блиндажи возводятся в местах постоянной длительной дислокации, когда в ближайшее время никаких наступательных операций не планируется. Нет смысла тратить время и материалы, когда твоя часть через два или три дня должна перейти в полноценное наступление, или передислоцироваться в другое место. Впрочем, на войне всякое бывает, и солдаты покидают только что обустроенный с иголочки блиндаж.
Некоторые парни в таких условиях живут уже почти два года.
2.
О чём только не передумал Валерий, лёжа в блиндаже. Удивительная штук эта жизнь. Как будто Всевышний всеми предыдущими перипетиями судьбы готовил его к нелёгкой жизни на войне.
Если начать рассказ о том, какой бывает самая что ни на есть трудная жизнь, можно смело поведать о Валерии Николаевиче, начиная с его детских лет. Не случайно он столько внимания уделяет детям, в которых души не чает и которых сам воспитал и поставил на ноги.
Валерий вырос в многодетной семье, и мать их воспитывала одна. Отец развёлся и ушёл, оставив семерых ребятишек. Он, как это принято называть сейчас, был настоящим домашним тираном. Видя, как он постоянно измывается над старшими братьями, порет их нещадно, самый старший брат Валерия боялся его и летом предпочитал вообще исчезать из дома. Блуждал по окрестным лесам, прятался в больших копнах застогованного сена, а домой заглядывал лишь украдкой, чтобы заморить червячка. В итоге вырос до известного в целом Союзе вора по кличке «Манчаары» чуть ли не с постоянной «пропиской» в тюрьме.
Ещё в 13-летнем возрасте они с приятелем сбежали из Тойбохойского детдома и добрались, как в некогда популярном фильме, до «хлебного города» Ташкента. Потом несколько раз пытались и до вовсе призрачной Америки дойти. Им тыкали в лицо, мол, у вас старшие братья сидели в тюрьме, и вы пойдёте туда же вслед за ними. При любом происшествии всю вину пытались повесить на них и постоянно таскали в милицию. Всё дело в том, что их с приятелем старших братьев обвинили в преступлении, которого они не совершали, и отправили на зону. Валерий сейчас уверен, что если бы у них был отец, то смог бы защитить сыновей от произвола.
Сразу после окончания школы Валерия по ложному обвинению отправили в тюрьму. Из-за столь вопиющей несправедливости сразу вступил в конфликт с администрацией и подолгу не вылезал из печально знаменитых БУРов*, где кормят один раз в два дня. БУР, по сути – это тюрьма в тюрьме. Так он отсидел в зоне Ленска три года от звонка до звонка,
ни разу не уронив чести. Обычный срок для БУРа пятнадцать суток. Еду, которую давали один раз на двое суток, Валерий аккуратно делил, чтобы растянуть на 48 часов. А так, даже за один раз голодный человек не смог бы насытиться небольшой стандартной порцией. Лишь благодаря тому, что неукоснительно выдерживал свой же установленный график и ел крохотными порциями в течение двух дней, выходил из БУРа в более-менее нормальном состоянии. Видимо, помогала молодость, и он смог выдержать все испытания. Но тюрьма – не санаторий. Здоровье своё всё-таки подорвал.
- * *
Едва вышел из колонии, как его начали подводить под совершенно другое преступление. Он понял, что это конец. Раз милиционеры взялись за него, виноват, не виноват, дело всё равно «нарисуют». Остаётся только исчезнуть, скрыться. Закинув в рюкзак немного еды на дорогу, направился пешком с Эльгяя до Нюрбы. По расчётам выходило, что его будут поджидать в аэропорту Сунтара, так что соваться туда бесполезно. А вот на рейс Нюрба – Новосибирск попробовать можно. Он вышел рано, и потому сто с лишним километров до села Кюндяде отмахал практически без остановок за сутки. Переведя дух и успокоившись, начал издали внимательно изучать паром, курсирующий между двумя берегами Вилюя. Тотчас заметил, что у всех выходящих и заходящих на паром людей милиционеры изучают документы. Впрочем, и без этого было ясно, что его тут ждут. На берегу красовался милицейский УАЗик.
Милиция Сунтар выехала на его задержание в село Эльгяй, но его там уже не было. Они тотчас дали ориентировку коллегам из Нюрбы, что Попов, возможно, поедет в их сторону. Вот они и ждут его на главной переправе, соединяющей Сунтарский район с соседней Нюрбой.
Конечно, идти добровольно туда, где его задержат, Валерий не стал. Пошёл вниз по течению, чтобы остановиться напротив Нюрбы, до которого от переправы оставалось десять с небольшим километров. Дойдя до нужного места, снял верхнюю одежду, тщательно запаковал в целлофановый пакет и сунул в рюкзак. Была тёплая летная ночь и такая же тёплая вода, так что плыть можно было спокойно. Милиционеры никак не ожидали, что он переплывёт Вилюй вплавь. Ждали лишь на пароме, и потому никакого караула в аэропорту не поставили. Так Валерий и улетел в Новосибирск.
То, что он спокойно переплыл широкий Вилюй, это, наверное, или гены славящихся силой рода Бытыкайдар из Хаданского наслега Сунтарского района, или отменные физические данные с детства. Впрочем, ему с малых лет не было равных в плавании. Валерий ещё в школьные годы по несколько раз без остановки переплывал Вилюй с одного берега на другой и обратно возле Эльгяй. Так что воды не боялся. Когда плыл, то со стороны было видно, как легко и красиво гребёт, высунувшись чуть ли не по пояс из воды.
Пробыв в Новосибирске несколько месяцев, Валерий решил, что постоянно скрываться, бояться каждую минуту, что задержат – дело муторное, лучше уж сразу сдаться. После долгих раздумий вернулся на родину. Сойдя с трапа самолёта, сразу направился к прокурору района. Представился. Сказал, что его обвиняют в преступлении, которое не совершал, но не хочет постоянно бегать и скрываться, и потому пришёл сдаваться. Прокурор удивился и истребовал его дело. Теперь пришла черёд удивиться Валерию.
– Можете быть свободны. С вас сняты все обвинения. Дело закрыто, – сказал прокурор, пробежавшись глазами по его бумагам.
У Валерия, уже свыкшегося с мыслью, что предстоит новый этап на зону, аж ноги подкосились. Он весь переменился в лице, к горлу подступил ком. Чего уж там скрывать, прокурора всегда воспринимал как кровного врага, который лично охотится за ним. А теперь перед ним сидел вполне нормальный, слегка уставший человек. Он освободился от постоянно снедающей в последние месяцы мысли о неотвратимости новой ходки. Будто гора с плеч!
– Оо, – протянул облегчённо.
Но тут же спохватился и нашёл в себе силы попросить напоследок: «Вручи мне бумажку. Постановление какое нибудь, что Попов Валерий Николаевич ни в чём не виноват. Без такой бумаги милиционеры мне житья не дадут».
– Хорошо. Я подготовлю соответствующее постановление и отправлю по твоему адресу. Не бойся, отправляйся спокойно домой, – успокоил его прокурор.
Валерий покинул здание районной прокуратуры, не чуя под собой ног.
Прокурор своё слово сдержал, и через несколько дней почтальон доставил ему постановление, о котором он просил. Милиционеры, прознавшие о том, что разыскиваемый Попов В.Н. явился домой, пришли задерживать его. Валерий им показал прокурорскую бумагу и те отстали.
Валерий иногда с содроганием думает: а что было бы, если он никуда не убежал, и милиционеры задержали его. Наверное, нашли бы повод обвинить и подвести под новое уголовное дело. Если не по одному, то по-другому. В любом случае дело бы закончилось новым сроком. И никакой адвокат ему бы не помог. В те годы они чуть ли не в открытую работали сообща с оперуполномоченным, следователем, прокуратурой и судьёй. И никакого секрета не было, что большинство адвокатов являлись бывшими работниками правоохранительных органов. Так что для человека, выбранного в качестве жертвы, никакой надежды на правосудие не было. Лишь матери могли выплакать все глаза, а сторонние люди судачили бы меж собой, раз осудили, значит, так и должно быть. И вскоре забыли бы об этом случае. И Валерий, который бы никак не смог защитить себе от милицейского произвола, вновь бы отсидел от звонка до звонка. После этого к нему бы намертво приклеилось – рецидивист. - * *
… Валерий Николаевич обосновался на родине, построил добротный дом с прекрасной усадьбой. Но тут Союз развалился, и в один момент многие остались без работы, без зарплаты, без копейки. Так что пришлось Валерию поменять место жительства, и он переехал в Усть-Маю. Зимой охотился, промышлял разных пушных зверей, а летом строил на заказ дома, как говорят в народе, халтурил. Помог жене отучиться на бухгалтера. Она позже доросла до должности главного бухгалтера больницы.
Валерий очень не хотел, чтобы дети повторили его судьбу, и потому старался каждую свободную минуту посвятить им. Делил с ними все их радости и печали. Стал для них настоящим другом и наставником, человеком, к которому можно обратиться с любым вопросом. И, конечно, он был самым лучшим отцом на свете.
